Андрей Кончаловский: Рай начинается, пока вы живы

"Рай" — драматический фильм 2016 года режиссера Андрея Кончаловского. Картина участвовала в основной конкурсной программе 73-го Венецианского международного кинофестиваля, где 8 сентября 2016 года состоялась ее мировая премьера. Андрей Кончаловский удостоен "Серебряного льва" за режиссерскую работу. Фильм выдвинут от России на премию "Оскар" в номинации "Лучший фильм на иностранном языке. В декабре 2016 года картина попала в лонг-лист кинопремии "Золотой Глобус" в номинации "Лучший фильм на иностранном языке". В России фильм выйдет в прокат 19 января 2017 года.

— Андрей Сергеевич, насколько сложно было организовать процесс съемок с точки зрения взаимодействия с иностранными партнерами?

— Я думаю, сложность в подобных случаях возникает из-за разной ментальности, но в процессе работы различия стираются, особенно, если эта работа захватывает весь коллектив. Мои сотрудники работали эмоционально вовлечено и не думали о часах, но в Германии существует регламент, можно снимать только шесть часов в день вместо двенадцати, поэтому пришлось подстраиваться. Мы их понимаем, они нас нет. А с точки зрения артистов, никаких проблем не было, у всех было четкое представление, чем мы занимаемся. С немцами общались на английском, с французами на французском, никто не был обделен вниманием и, к счастью, я со всеми быстро нашел общий язык.

— Роль Гиммлера сыграл русский актер Виктор Сухоруков, выбор неожиданный и парадоксальный. Как вы его утвердили?

— Я пробовал очень много артистов на роль, в том числе и немецких актеров. Искал в Прибалтике, во Франции, все не то. Самое забавное, что все немцы, живущие в восточной части Германии, не боятся играть нацистов, в отличие от западных немцев, которые под любым предлогом отказываются. В какой-то момент я понял, что Сухоруков — идеальный кандидат. Связался с Виктором, он сначала согласился, но потом засомневался, сказав: "Какой из меня немецкий лидер?" Но я настоял, он попробовался, и точное попадание. Конечно потом пришлось под него переписать некоторые сцены, переозвучить на немецком, но когда его увидели немцы, они не поверили, что это русский актер. Я рад, что мы встретились, лучшей кандидатуры не найти.

— Как вы думаете, как воспримет ваш фильм немецкая нация? Вдруг они обидятся и не впустят вас в Европу, все-таки санкции…

— Знаете, бояться санкций — это накрыться подушкой и ворочаться — пустят, не пустят. Санкции в конце концов, когда-нибудь закончатся. Но сейчас я считаю нынешнее состояние немецкой нации катастрофическим. И дело не только в мигрантах, нахлынувших в Европу, и не в том, что она, по сути, оккупирована американской армией. А в том чудовищном чувстве вины, которую испытывает немецкий народ и который с самого детства вбивается им вы головы. Немецкая культура уничтожена, немецких дух сломлен, а ведь это Гегель, Шопенгауэр, Кант и многие другие мыслители.

Я буду рад, если мой фильм подействует должным образом и в Германии меня поймут. А сейчас они боятся своей истории. Разговаривая с немцами, я видел, как они прячут глаза, следствием этого становится сублимация, которая выражается в самых разных формах.

— А есть ли у вас в планах, когда-нибудь поработать на территории Сирии? Может быть, вы планируете снимать что-то о событиях в этой стране?

— Я не считаю своим долгом ездить по всем военным точкам и снимать кино о всех ужасах, которые творятся в нашем мире. Не хватит моей жизни, чтобы осветить все проблемы. Но сейчас меня очень сильно интересует проблема, связанная с чистой водой, я считаю, что именно из-за этого в ближайшем будущем может начаться мировая война. Она назревает, но пока не дозрела до конца, и мое мнение, что третья мировая война будет из-за отсутствия питьевой воды. Эта тема более глобальна, и я бы хотел ее изучить в большей степени.

— Как вы думаете, насколько изменится зрительское мировоззрение после фильма "Рай" на исторические события, касающихся Второй мировой войны? Дает ли ваш фильм новый взгляд?

— Я не думаю, что мой фильм способен что-то изменить. Тогда любое другое произведение тоже должно было бы менять жизнь, мировоззрение, убеждение. За всю историю снято столько замечательных фильмов и написано хороших книг, что если бы они действительно имели такое влияние на нашу жизнь, мы бы уже давно жили в настоящем раю.

Вы знаете, вообще для меня важно зрительское внимание, и поэтому я разделяю зрителей на две категории. Те, кто ест попкорн на фильмах, и те, кто не ест. Я стремлюсь взаимодействовать с первой аудиторией. И хочу, чтобы даже мультфильмы Диснея снимались для думающих людей. Всему остальному, на мой взгляд, нет места в кинотеатрах. Во-вторых, искусство специфическая вещь, ведь люди ходят в кино не для того, чтобы изменить гражданскую позицию. Даже выйдя из кинотеатра со светлыми мыслями, они затем сталкиваются с реальностью в метро, на улице, а она далеко не идеальна, жизнь берет свое. Доля людей, на которых искусство может повлиять так сильно, чтобы они изменили жизненные приоритеты, очень незначительна. Я думаю, люди любят искусство, потому что мечтают вернуться в детство. Они хотят верить всему, что происходит на экране, и переживают события как дети. Конечно какие-то произведения могут воздействовать и воспитывать. Поэтому мне кажется, если фильм понравился, он понравился не голове, а сердцу, словами это сложно объяснить.

— Какими документальными источниками при работе над фильмом вы пользовались?

— У меня были консультанты всякого рода, вообще в концлагерях во время войны было все, что угодно: и кинотеатры, и публичные дома, и одновременно любой человек мог умереть в любую минуту. Мы построили лагерь, сверяясь с существовавшими прототипами и с учетом биографий готовили роли для наших актеров. Ознакомились с судьбами русской эмиграции, воевавшей в сопротивлении, с бытом немецких офицеров, посмотрели материалы, касающиеся французской полиции и коллаборационизма. Изучать эти документы было очень занимательно, так как в голове возникали мысли и представления о том, как люди жили в то время.

Снимая художественный фильм, снимаешь в первую очередь движение истории, а не перевоплощение актера. Для режиссера, актер является инструментом воплощения своего замысла.

— Извините, за вопрос, но он тоже касается фильма, а вы сами верите в рай и загробную жизнь?

— Я не могу ответить прямо. Вы знаете, иногда верю, иногда нет. Могу ответить словами Сергея Капицы: "Я православный буддист". Рай начинается, пока вы еще живы, если у вас гармония внутри. Рай — понятие достаточно объемное, и объяснить все, что в него вкладывают, только посредством фильмов, вряд ли удастся. И слава Богу, что мы не можем это объяснить.

— Какие российские фильмы вам наиболее понравились в год кино? Есть что-то особенное, что запомнилось?

— Знаете, я вообще не смотрю кино, не потому что это высокомерие, а потому в этом плане я самодостаточен. Любая картина должна пройти проверку временем. И если ко мне обратится знакомый и посоветует посмотреть какой-то фильм, сказав, что его сняли два года назад, я сразу же сяду за просмотр.

Но это не значит, что я не слежу за положением вещей в отечественном кинематографе. Я думаю, у нас сейчас счастливая пора в кинематографе. Та тенденция чистой сублимации свободы, которая была в 1990-е годы, закончилась. После того как в СССР разрешили показывать все запрещенное, на экраны вместе с хорошими фильмами пришла чернуха. Я до сих пор думаю над этой темой: чем отличается чернуха от не чернухи. И понимаю, что прежде всего режиссер должен любить своих героев. Если он их просто снимает, значит это чернуха, а если он их любит и он в состоянии передать эту любовь, то получается нечто другое. Потом после того как наш кинематограф насытился чернухой, возникла тенденция все делать, как в Голливуде.

Даже чиновники говорили: "Надо конкурировать с ними на их территории, давайте снимать, как они, или даже лучше". Они — это Голливуд. А Голливуд не снимает американское кино, он снимает продукт, который к США имеет очень отдаленное отношение. Настоящее американское кино снимается молодыми режиссерами за копейки не для Голливуда, а для таких фестивалей, как Санденс.

Голливуд снимает красивый продукт, который не имеет ни запаха, ни вкуса. И это, конечно, выглядит смешно, когда мы им подражаем, потому что голливудский продукт делается исключительно на территории американского мифа. Но наконец мы это поняли, и у нас после всего этого возникла школа режиссеров, которые не снимают продукты, а пытаются выразить себя. Сегодня в России появилось авторское кино, достаточно самобытное, воспитывающее молодую аудиторию не поглощающую попкорн. Думающая аудитория, которая после сеанса встает с кресел и у нее в глазах есть мысль — это счастье для режиссера. Именно поэтому я так дорожу своими зрителями и хочу заранее поблагодарить их за то, что они посмотрят фильм.